Приблизительно в 2000 году, когда стало известно о премиях фонда Клея за решение каждой из семи специально отобранных знаменитых математических проблем, я встретил своего старого друга Артура Джаффе - он был тогда президентом этого фонда - и спросил его, зачем все это делается. Мне тогда казалось, что назначение огромных (миллионных) премий - это, скорее, стиль шоу-бизнеса, цель которого - привлечение внимания к тому или иному предмету или человеку - любой ценой; а научная жизнь должна избегать дешевой популяризации. Действительно, думал я, неужели не ясно, что монетизация решения научных проблем, а не сам по себе научный интерес, не прибавит энтузиазма математику: если он уже занимается гипотезой Римана или проблемой Пуанкаре, то ему дополнительная приманка не нужна. И она же не привлечет серьезного математика ни к одной из этих проблем, если он никогда ими не занимался и не является специалистом в этих областях. На это Артур ответил решительно и со знанием дела: Ты ничего не понимаешь в американской жизни. Если чиновник, бизнесмен, домохозяйка увидят, что можно заработать миллион, занимаясь всерьез математикой, то они своим детям, если те захотят идти в математику, не будут препятствовать и не будут настаивать на том, чтобы те шли в медицину, юриспруденцию и в другие "денежные" профессии. Да и другие богачи будут охотнее жертвовать на математику средства, которых нам так не хватает. Этот ответ тогда меня отчасти убедил. Правда, за время, прошедшее после этого, я не стал лучше понимать американскую жизнь и стал значительно хуже понимать российскую.

И вот одна из семи миллионных проблем - проблема Пуанкаре - решена. Давайте вернемся к тому же вопросу:

полезной ли для математики была затея о миллионах?

Заранее скажу, что я все-таки вернулся к своему первоначальному мнению.

Как сказано выше, количество людей, занимавшихся проблемой Пуанкаре и, наверное, другими из тех семи проблем, вряд ли изменилось после объявления о премиях. Решивший проблему Г.Я. Перельман занимался ею и до этого. Фонд Клея тут ни при чем. И другие математики, которые и сейчас еще претендуют на ее решение, о которых я слышал, - тоже, скорее всего, занимались ею раньше. Да и смешно думать, что кто-то из неспециалистов (даже математиков), услышав о награде и решив поэтому заняться задачей имеет хоть какой-нибудь шанс решить проблему такого уровня. Если так, то ускорение прогресса в математике от финансовой стимуляции не произошло.

Само по себе решение проблемы, как и метод ее решения, являются гигантским успехом математики, крупнейшим научным достижением. Но в этом нет никакой заслуги фонда.

Замечу также, что ажиотаж вокруг этой и других шести проблем создает в обществе неверное представление, потакающее избитым мнениям о математике, будто математическая работа заключается только в решении конкретных задач.¹

Специалисту не надо объяснять, насколько это неверно. Открытие новых областей и связей между ними, постановка новых проблем, разработка и совершенствование аппарата, и пр., и пр. - все это не менее важные и трудные вещи в нашей науке, без которых она не может существовать.

Но можно ли вообще подобными методами повысить интерес общества к математике и обеспечить приток молодежи в математику, как планировалось организаторами премий? Не уверен. Тут надо понимать, что тому, кто в науку влюблен с юности, тому дополнительных инъекций не надо. А тем, кто смотрит при выборе профессии и жизненных путей в первую очередь на то, какие открываются возможности для нормальной, жизни, важен, разумеется, не стимул в виде миллиона за недоступную задачу, а совсем другое.

Что же касается интереса широких масс к математике, то тут он, действительно, вспыхнул на некоторое время. Ни одна газета и телевизионная компания не обошли сенсационную новость. С 20-х чисел августа, когда вышли первые статьи в Нью-Йорк таймс и в Нью-Йоркере, и до начала сентября страсти не утихают. Сколько журналистов обратилось в наш институт, к знакомым и мало знакомым математикам, с просьбой об интервью и с расспросами о том, что это за проблема, что она даст для повседневной жизни! Теперь хотя бы имя А.Пуанкаре и, конечно, имя Г.Я.Перельмана стало известно всем, да и о самой проблеме люди, интересующиеся наукой, смогли хоть что-то узнать. Это так, и это было бы хорошо.

Но что же больше всего интересует людей (не математиков)? Какие вопросы чаще всего звучат в этой многоголосице? Так уж распорядилась судьба, что первое испытание инициативы фонда Клея сопровождается непредвиденными трагикомедийными обстоятельствами. Можно сказать, что они вроде никак не связаны с планами устроителей призов. Но кто знает, что связано, а что нет. Главный вопрос, который больше всего интересует масс-медиа и широкую публику, вовсе не проблема, решение которой так долго ждали математики, не то, что произойдет теперь в науке - это слишком трудно понять, почти недоступно. И даже не сама личность Я.Г.Перельмана. ("Чудак, математик, все они такие"). Нет. Главный вопрос: "А почему он отказался от миллиона?" Правда, после многих объяснений многие журналисты (не все), а через них и публика, поняли, что пока был отказ от филдсовской медали, а миллион еще только будет предлагаться. Тем не менее подавляющее большинство комментариев, во всяком случае, в русскоязычной прессе, касались только этого вопроса. И, к сожалению, комментариев неумных и бестактных, и даже грубых. Все это заслоняет содержательную сторону событий и мешает читателям понять истинную оценку события. И, разумеется, с восторгом подхватываются самые неправдоподобные сплетни о том, что автора, якобы, обидели, выгнали из института и чуть ли не хотели присвоить результаты, и т.п. Например, см. статью N.Lobastova & M.Hirst в Sunday Telegraph 20/08/06, или статью в "Википедии" о Г.Я.Перельмане, которые, к сожалению, рекомендуются читателям сайта Международного математического союза.

Есть и другие, явно непредусмотренные, последствия этой "миллионной" затеи. Вот одно из них. Как показывает нынешний пример, у некоторых вполне серьезных математиков появляется соблазн затеять дискуссию о приоритете, используя существующие и не существующие шероховатости. Это делается профессионально, но трудно отделаться от мысли о том, что цель этих действий не только разделить почет решения трудной задачи, но и награду. Будем надеяться, что математическая общественность, отвергнет эти претензии, но где гарантия, что в менее очевидных случаях подобные попытки не будут иметь успех?

На мой взгляд, весь этот ажиотаж и суета свидетельствуют о том, что подобный способ пропаганды математики ущербен и неприемлем, он не популяризирует науку, а наоборот, вызывает у людей недоумение или нездоровый интерес. И я не думаю, что эти страсти объясняются только особенностями поведения сегодняшнего героя, которые, конечно несколько обостряют эти эмоции; дело глубже. Вопрос в том, нужен ли математике такой площадный интерес? Был бы подобный резонанс, если бы не было пышного объявления о премии Клея? Наверное, нет. Решение Великой проблемы Ферма Вайлсом в 1996 году не вызвало такого бума, и не потому, что проблема не столь значима, как проблема Пуанкаре.

Объяснение состоит в том, что слишком тесно увязаны мало совместимые вещи - серьезный научный результат и вылезающий на первый план "миллион".

В своем кругу многие математики (П. Эрдеш, например) любили, ставя задачи, оценивать их решение количеством бутылок пива, или в порциях мартини, или небольшим числом долларов, и это было весело и безобидно. Французская академия когда-то тоже назначала премии за решение конкретных математическихзадач, но это были сравнительно скромные премии, не объявлявшиеся с такой помпой. Престижная Филдсовская медаль - прежде всего медаль; параллельное и сравнительно скромное денежное вознаграждение - где-то на втором плане, о нем никогда не говорят. И нобелевские, и абелевские премии, при возможном дискуссионном отношении к их присуждениям, вызывают в сознании у людей в первую очередь мысль обольших достижениях научного плана. Редкие отказы от премий случались и ранее, и всегда имели авторскую мотивировку (убедительную или нет - другой вопрос).

Разумеется, после того, как крупная математическая проблема уже решена, а их в ХХ веке было решено немало, действительно, следует солидно поощрить автора (если он не откажется), и обычно средства для этого находились. Проблема с премиями, действительно, есть, математических научных премий должно быть гораздо больше; к сожалению, сейчас распределение большинства престижных премий имеет ярко выраженный дельтаобразный характер. Но это тоже другой вопрос.

В нашем случае мы имеем дело с априорной и непомерной денежной оценкой решения научной проблемы. Так ли уж нужно как-то определять их денежный эквивалент со многими нулями, да и как это сделать? Проблемы Гильберта не оценивались в миллионах, но их популярность среди действующих математиков от этого не пострадала. Делать же из серьезных научных проблем что-то вроде "лото-миллион" или тотализатора - значит потакать дурному вкусу толпы. В ответ мы и получаем общественный эффект подстать такой шкале "ценностей". Пропагандировать науку надо более тонкими средствами, а денежные средства, которых нам действительно не хватает и которые дальновидные бизнесмены отдают на науку, надо использовать более эффективно. Популяризация в широких кругах действительно необходима математике, но совсем не такого характера, как та, которая свойственна масс-культуре.

Математике, действительно, остро необходима серьезная поддержка, в том числе и финансовая, и куда большая информированность широкой публики о том, что в ней происходит. В противоположность этому в прессе, особенно российской, сейчас дискутируется другой вопрос, нужно ли вообще математическое образование в современном обществе и сама математика (см. серию публикаций в www.gazeta.ru). Как это ни показалось бы странным, тема о "миллионах" лишь подогревает и направляет в ложном направлении эти страсти, а положение российских ученых, особенно начинающих, остается столь же сложным. Clay Foundation ведет успешную и важную работу по поддержке молодых математиков, проведению научных конференций и др. и эта работа фонда должна служить примером для других подобных организаций и частных лиц.

Но я думаю, что мировое математическое сообщество может и должно найти разумные новые формы пропаганды (не имеется в виду только популяризация) своей науки в масс-медиа и в обществе. Нужны новые средства (включающие, конечно, и денежные) привлечения внимания к математике, к выдающимся событиям в нашей науке, также как и достойные способы выражения признания к ее выдающимся представителям.

Анатолий Вершик
Математический Институт Российской Академии наук
С.-Петербург.
10.10.06.

(Будет опубликовано в "Notices AMS, январь 2007)