В различные исторические эпохи элитное образование являлось формообразующим для культуры той или иной страны, да и для всей мировой культуры в целом. Достаточно вспомнить английские закрытые учебные заведения, связку школы - университеты, где под школами подразумеваются public schools, такие как Rugby, Eton, Macintosh, а под университетами, конечно же, Oxford и Cambridge. Именно они создали английскую социальную, политическую, гуманитарную и научную культурную среду. В не меньшей степени французское общество находится под влиянием grandes ecoles. В равной степени невозможно представить себе французскую политику, экономику и науку без этих высших учебных заведений, определяющих национальную культуру со времен Наполеона. Это же безусловно верно и про столь далекую от нас культуру, как культура классического Китая. Можно приводить примеры и из истории России.

Я остановлюсь на более знакомой мне части проблемы: на подготовке научной элиты. Прежде всего, как вы заметили, у меня не возникает сомнений в том, что наука есть существенный элемент общей культуры человечества. Более того, осмелюсь сказать, что культурообразующий компонент науки значительно важнее для общества, чем ее успехи в развитии технологий. Готовя ученого, мы во многом определяем сознание того общества, которое ждет нас через несколько поколений.

Сохранение и развитие научно-культурной среды можно представлять себе в виде набора уменьшающихся концентрических окружностей. Внешняя — это общество в целом, следующая — его образованная часть, что бы мы под этим ни понимали. Далее идут люди с университетским образованием, заметим, что лишь меньшая их часть связана с наукой и высшим образованием. Затем идут те, кто в науке активно работает. И, наконец, внутренний круг — это те, кто определяют направления развития науки, их совсем мало. О них-то и пойдет речь.

Здесь имеется парадокс. Эту элиту готовить нельзя, откуда она берется — никому не известно, и сам факт существования этих людей является чудом. Вместе с тем готовить их необходимо, так же как необходимо просвещать общество в целом. Как же это делать?

Прежде всего, надо отобрать тех, с кем мы будем работать. В России сегодня это делается, пожалуй, лучше, чем где бы то ни было, по меньшей мере в математике, которую я знаю лучше, чем другие науки. Для этого имеется сеть специализированных средних школ и система олимпиад и турниров. Так что материал для выращивания элиты у нас есть, хоть и не очень приятно применять это слово к живым и очень симпатичным детям. После этого отбор легко производится с помощью системы экзаменов. У этой системы есть, однако, свои большие недостатки. Нам надо, условно говоря, из миллиона школьников одного года выпуска вырастить по три-пять великих ученых в данной науке. Если, по чистой случайности, мы отсеем хотя бы одного из них, потеря едва ли восполнима. Поэтому следует предоставить школьнику и студенту максимальную возможность исправить случайный провал, пересдать вступительный или текущий экзамен, не проходя никакого отбора всё же ходить на занятия, и так далее.

Далее, надо помнить, что только «дубли у нас простые», нас интересуют зачастую именно трудные случаи, с каждым студентом придется много возиться, как в научном плане, так и в плане человеческом.

Система подготовки рассчитана на огромный отсев. Крайне желательно, чтобы студенты отсеивались сами. Студента не надо гнать, надо создавать условия в которых человек сам начинает чувствовать свои возможности и находить свое место в жизни. Не понимающий ничего на лекциях студент уходит сам, нет необходимости заваливать его на экзаменах. Трудный вопрос, что делать с отсеиваемыми? В нашем случае они тоже элита, люди не менее способные, но, например, не имеющие склонности к занятиям чистой наукой. Для всех них необходимо создать систему «запасных аэродромов», именно они и создают тот следующий круг, без которого не может существовать элита. Без этого мы совершаем как преступление в плане моральном, так и неоправданное разбазаривание ценнейших ресурсов.

В научном плане ученого формирует среда. Главный инструмент подготовки элиты — сама элита в составе профессоров, аспирантов и студентов. Число педагогов должно превосходить число студентов. Очень важно, чтобы процесс научной работы взрослого ученого происходил на глазах студентов и аспирантов, и, естественно, их надо вовлекать в серьёзную научную работу почти что с самого начала. Возникает трудный психологический аспект: профессор, ученый мирового уровня, привык знать больше и соображать быстрее, чем студент или аспирант. В условиях университета для элиты это уже совсем не так. Многие наши студенты способнее своих учителей, а аспиранты в чем-то и знают больше.

Учить учёного надо от рождения и до смерти, ну, в крайнем случае, от поступления в школу до получения Нобелевской премии. Необыкновенно стимулируют студентов и аспирантов лекции и семинары для профессоров, будущему ученому следует знать, что его старшим собратьям тоже есть чему поучиться. В условиях диктуемой приложениями узкой специализации научно-культурная элита должна обладать максимально широким образованием, по меньшей мере в своей науке.

Наконец, замечание о сегодняшней России, носящее отчасти грустный характер. Сегодня мы имеем неограниченные возможности для творчества при практически нулевых ресурсах (принцип неопределенности, вроде как в квантовой физике). И проблема разбивается на две: подготовка элиты — очень дорогое удовольствие, и элиту мало подготовить, надо ее еще и удержать. Ни одной из них я решать не умею. Но все мы понимаем, что отсутствие интеллектуальной элиты — смерть не только для науки, но и для культуры в целом. Печальных примеров из истории приводить не будем.